Гадать о том, что произойдет после ухода человека, который еще жив, дело бестактное. Но с того момента, как президент Узбекистана оказался в реанимационном отделении, о чем местная власть официально сообщила (прежде при ухудшении его здоровья этого не делалось), о том, «что будет потом», не говорит только самый ленивый.
Так что случится, когда Ислам Абдуганиевич не будет управлять страной?
Наиболее вероятный вариант – ничего принципиально не изменится. Группы влияния, перемешавшиеся между собой кланы заинтересованы в сохранении стабильности, обеспечивающей им спокойное существование. Именно стабильность считал Ислам Каримов едва ли не главным достижением своего правления. Возглавив Узбекистан в качестве первого секретаря компартии Узбекской ССР, он регулярно подавлял выступления оппозиционеров – последнее и самое серьезное произошло в Андижане в 2015 г., – пережил теракты и покушения в 1999, 2000 и 2004 гг., «разобрался» с исламистами из Исламского движения Узбекистана и «Хизб ут-Тахрир» (организация запрещена в России).
Каримов поставил под свой контроль региональные кланы, умеряя их амбиции и одновременно играя роль посредника между ними. В таком контексте не столь важно, кто будет руководить республикой, а при определенных обстоятельствах станет ее формальным главой. Здесь чаще всего называется имя нынешнего премьер-министра Шавката Мирзияева, занимающего этот пост с 2003 г. В числе претендентов упоминаются (не часто) серый кардинал глава Службы национальной безопасности Рустам Иноятов, вице-премьер Рустам Азимов и даже дочь Каримова Гульнара, но их шансы весьма и весьма незначительны.
Вот одно совершенно очевидно – занять неформальное место «отца нации» не удастся никому. А отсюда еще один прогноз: рано или поздно, но акцент власти чуть-чуть сместится в сторону парламента. Кстати, это обстоятельство учитывал и Каримов, который также задумал несколько усилить полномочия законодательного органа.
В то же время нельзя полностью сбрасывать со счетов «туркменскую версию» – приход к власти «черной лошадки». В Ашхабаде ею стал личный дантист Сапармурата Ниязова Гурбангулы Бердымухаммедов, который, заметим, продолжил линию своего предшественника и в чем-то даже копирует его поведение.
Второй, менее вероятный сценарий – борьба за первый пост в стране между различными группами интересов. Если это вдруг случится, то Узбекистану грозит период нестабильности. Сколько он может продлиться, сказать не берусь, однако последствия будут печальными. Причем нельзя исключать, что та из противоборствующих сторон, которая почувствует свою слабость, может обратиться к исламу как к удобному политическому инструменту и даже вступить в контакт с исламской оппозицией.
Конечно, вряд ли это приведет к чему-либо подобному «арабской весне», но исламизм может обрести почти легальный статус, что скажется на общей ситуации в Центрально-Азиатском регионе. Политическая активность исламистов в такой стране, как Узбекистан, неизбежно вызовет цепную реакцию. И весьма значительную. Особенно в Киргизии и Таджикистане, где они уже не раз испытывали власть на прочность.
Насколько активным окажется в момент транзита власти узбекистанское общество? Оно, конечно, пассивно, сколько-нибудь заметных, способных спровоцировать массовый протест акций отмечено не было. Выступления же правозащитников носят эпизодический характер. Однако если переходный период затянется, то в такой ситуации вероятность социального недовольства, особенно под религиозными лозунгами, может стать реальной.
Но еще раз напомним, что наиболее вероятен первый, спокойный сценарий, когда передача власти в другие руки произойдет без каких бы то ни было эксцессов.
Теперь еще два часто задаваемых вопроса. Первый – что будет в Узбекистане с правами человека? Думается, что в этой сфере возможна некая «оттепель», иными словами, нарушения этих прав не будут, как ныне, столь грубы. Новое начальство постарается продемонстрировать большую открытость и, если угодно, «либеральность». Подобная эволюция вообще характерна при смене авторитарных правителей одного на другого. Новый лидер в глазах европейцев и американцев захочет выглядеть привлекательнее своего предшественника. Но кардинальных перемен ожидать не следует.
Второй вопрос – как будут складываться отношения Узбекистана с Россией? Ответ тоже очевиден: точно так же, как и сейчас. Ташкент продолжит проводить многовекторную политику в треугольнике Китай – Россия – США, хотя, возможно, западный вектор станет яснее очерченным, поскольку стране требуются инвестиции и новые технологии, что Москва обеспечить не в состоянии. Не приходится ожидать и продвижения Узбекистана к Евразийскому союзу, на что Москва особенно не надеялась и ранее.
И уж конечно, Ташкент продолжит прежний курс в отношении Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), в которую он то вступал, то выходил из нее. Такая жесткая привязка к Москве ему не нужна. Кто-то возразит: а вдруг Узбекистан взорвут изнутри исламисты, а вдруг на него ринутся некие темные силы из Афганистана? Что тогда? Ну, во-первых, не ринутся, а если и ринутся, узбеки справятся с ними самостоятельно. Тем более что недавний опыт показывает: когда в странах – членах ОДКБ (например, в Киргизии) происходит смута, то никакая ОДКБ туда не вмешивается.
В целом же России приходится довольствоваться ролью наблюдателя за ташкентскими событиями, серьезное вмешательство в которые ей просто не под силу.
Автор – член научного совета Московского центра Карнеги